Удк 316. 75+316. 34 Ббк 60. 563. 0+60. 542. 1

Р. В. Голомазов

Влияние личности преподавателя на содержания курса
«Основы православной культуры» в среднем учебном заведении

Вопрос о начале преподавания в г. Балашове ОПК был вынесен на обсуждение несколько лет назад. Минувшая советская эпоха исключала возможность преподавания ОПК в средних школах страны. Произошедшие социальные, политические перемены дали возможность сделать попытку ввести основы православной культуры в государственных школах.

По данным различных социальных опросов, от 80 до 60 % людей на вопрос: «Православный ли вы?», отвечают утвердительно. Однако церковной жизнью живут 1—2 % — это те люди, которые посещают храмы
и участвуют в церковных таинствах православной церкви.

Введение данного курса происходит в тот период, когда вера в Бога перестала быть чем-то позорным, что надо скрывать. Люди перестали воспринимать ее как предубеждение. Однако лишь немногие люди знают, куда и зачем им обращаться в трудные минуты своей жизни, не все приходят за советом к православному священнику. Поэтому введение курса ОПК необходимо, поскольку позволяет ликвидировать пробелы в элементарных знаниях относительно Церкви и ее места в жизни общества.

Одно из распространенных общественных мнений об ОПК сводит преподавание этой дисциплины к Закону Божию. Но даже поверхностное знакомство с программой «Основы православной культуры», предназначенной для преподавания в средних школах, показывает, что она не является Законом Божиим.

Об отличии богословского и культурологического взгляда на преподавание в школах основ православной культуры говорит Андрей Кураев, автор официального учебника по ОПК в книге «Школьное богословие»: «Вот пример культурологической работы: на уроке по истории Древней Греции учитель упоминает о том, что бог Кронос породил множество детей, но и при этом и пожрал их почти всех. Чтобы понять, как у греков появился такой страшный миф, надо обратить внимание на имя главного персонажа. Что означает слово кронос? А вы вспомните такие слова нашего русского языка, которые несут в себе этот греческий корень: хронометр, хроника, синхронно, анахронизм... Кронос — это время. Время всему дает начало, во времени все начинается. Но и время же всему кладет предел. Из времени и во времени все возникает и со временем все исчезает. Напишите слово время с большой буквы, представьте Время живым существом — и вы получите греческого бога Кроноса… Стала детям яснее греческая мифология? — Да. Будут ли они молиться богу Кроносу
о скорейшем окончании урока? — Вряд ли.

Культурологическое преподавание — это реконструкция мира, о котором свидетельствует тот или иной текст. Причем текст имеется в виду не только литературный, но и живописный, и музыкальный, и событийный… Почему этот человек (или персонаж) поступил так? Какой он должен был видеть ситуацию, чтобы реагировать именно таким образом?
В каком из миров такой поступок понятен и логичен?..

Об одном и том же можно говорить гомилетически (т. е. с интонацией и с целью проповеди) и культурологически. Законоучитель диктует детям молитву Отче наш, поясняет ее смысл и просит детей выучить молитву
и каждое утро начинать с нее. Культуролог может напомнить детям «Снежную королеву» и обратить их внимание на то, что Герда победила армию холода именно с помощью молитвы «Отче наш». Затем он пишет эту молитву. Рассказывает о ее смысле (этот фрагмент может не отличаться от фрагмента урока Закона Божия)… И все. Никаких призывов. Вы теперь знаете, почему Герда молилась и почему она молилась именно так. А будете ли и вы в ситуации опасности вести себя как Герда — это уже ваше личное дело.

Граница между религиозным образованием и культурологически-религиоведческим проходит вот где: если преподаватель считает, что ту информацию, которую он дал, дети должны принять личностно, перевести в свою жизнь, если на экзамене оценка будет зависеть от того, согласен ты с учителем или нет, как часто ты ходишь в храм, постишься и так далее — вот это будет религиозное образование» [2].

Опасения противников основ православной культуры связаны с тем, что преподавание этой дисциплины может вызвать у детей, прослушавших этот курс и ставших взрослыми, религиозную нетерпимость к представителям других вероисповеданий, таких, как ислам или иудаизм. Однако современный курс основ православной культуры сводит к минимуму эту возможность. Протодиакон Андрей Кураев, являющийся автором официального учебника, во избежание ущемления достоинств людей других, вероисповеданий исключил из своего учебника классический рассказ о том, как князь Владимир выбрал христианскую веру для Киевской Руси.

Хочется особо отметить, что многое в преподавании ОПК зависит от личности самого педагога. Воспитывая в детях любовь к своему краю,
к родной культуре, к Православию, во многом повлиявшем на российскую культуру, он должен быть осторожен, т. к. неосторожные слова могут вызвать у учеников отторжение к собственной культуре. Поэтому, учитывая то влияние, которое оказывает на детей личность преподавателя, необходимо обучать и самих преподавателей.

Требования к личности педагога, разработанные доктором богословия С. С. Куломзиной, много лет преподававшей религиозную педагогику в США. Она отмечает, что хороший учитель должен быть готов использовать весь материал, заложенный в программе средней школы. Он призван научить детей знаниям, помочь им овладеть учебным материалом, ответить на их вопросы, но учитывать и те вопросы, на которые ответить не может. Он призван соотнести этот материал с религиозным пониманием жизни. Влияние учителя на учеников определяется, прежде всего, его личностью, примером его «Я». Задатки хорошего учителя есть у того, чья вера — пускай несовершенная — искренна и неподдельна, кто возрастает в вере (не коснеет), кто отличается широким кругозором, живой заинтересованностью, смирением (на практике это часто равнозначно чувству юмора), любовью и добросовестностью [1].

Излагаемый С. С. Куломзиной опыт преподавания Закона Божия в церковно-приходских школах США нужно учитывать и российским педагогам. Обучение новому предмету требует наличия специальных методик преподавания, которые они должны знать. О знаниях преподавателя С. С. Куломзина говорит следующим образом: «почти невозможно сформулировать академические требования, предъявляемые к учителям церковных школ. Решающим фактором остается желание учителя учиться. Учитель призван узнать хоть немного больше, чем то, что содержится в учебниках… При планировании курсов подготовки учителей или программ самостоятельного чтения необходимо дать учителю какие-то основные понятия о православии. Учитель должен хорошо знать Новый Завет, включая Деяния и Послания, чтобы евангельские образы стали для него живыми. Он должен хорошо представлять значение Ветхого Завета как предшественника христианства. В литургии он должен знать и понимать смысл таинств и хотя бы те богослужения, которые совершаются в приходе. Он должен иметь представления о вероучении, хотя бы в пределах Символа Веры. Он должен хотя бы немного знать церковную историю, жития некоторых святых» [1].

Саморазвитие преподавателя — это необходимый элемент. Нужно учитывать и возрастные особенности детей. Тот или иной возраст предполагает различные интересы ребенка, разный уровень понимания веры
с зависимости от степени сформированности его психики.

Рассматривая влияние личности учителя на отношение учеников к предмету преподавания, С. С. Куломзина говорит: «Еще одно важное для учителя качество — его интерес к жизни, его увлеченность и любознательность. Человек, поглощенный лишь жизнью прихода, никогда не станет хорошим учителем. Подобная замкнутость означает, по-видимому, что наша христианская вера не соприкасается с жизнью общества. Дети среднего и старшего школьного возраста особенно уважают людей, хорошо овладевших какой-то профессией — будь то сфера науки, искусства, техники или спорта. Даже хобби или увлечение взрослого помогают преодолеть секуляристкое отделение религии от полноты жизни. Поэтому и необходимы учителя из мирян. Молодежь считает само собой разумеющимся, что священник верит в Бога и Церковь. Но если о вере им рассказывает инженер или профессиональный художник, то эффект гарантирован, даже если богословски он подготовлен недостаточно (лишь бы он не был чрезмерно самоуверен)» [1].

В своей книге «Наша церковь и наши дети» профессор С. С. Куломзина ставит перед православным религиозным воспитанием следующие задачи:

1. помогать детям обрести ощущения реальности Бога в нашей жизни;

2. научить их понимать, что никто не одинок перед Богом, что все мы — часть Тела Христова, Церкви;

3. способствовать гармоничному умственному и духовному развитию личности;

4. подводить детей по мере их роста к благоговейному осознанию священной тайны Бога;

5. помочь им понять, что христианская вера — это не водонепроницаемый отсек, что она охватывает личность и жизнь в их целостности [1].

С. С. Куломзина отмечает, что в нашем плюралистическом, обмирщенном обществе представление о Церкви сводится к некоему изолированному, замкнутому в себе организму, которому абсолютно чужды проблемы мира. Конечно, в определенном смысле христиане — «не от мира сего», но только в том смысле, что они не принимают безбожной иерархии ценностей. Христианская Церковь призвана стать образцом любви и заботы
о всем мире, и поэтому она не может позволить себе пребывать в изоляции от нужд людей. Она призвана сопереживать нуждам и страданиям всех людей. Можем ли мы объяснить это нашим детям в обычных условиях приходской жизни? Можем ли без лицемерия научить тому, что до сих пор не осуществлено в нашей церковной жизни?

В какой-то малой степени мы можем осуществлять это. Мы призваны использовать любую практическую возможность, чтобы вовлечь церковные школы и детей в добрые дела, которые множат их опыт общения
с людьми. Посещение храмов с другими этническими традициями, помощь нуждающимся, участие в миссионерской деятельности Церкви — все это возможно и полезно. Чем старше дети, тем более глубоко они могут постичь необходимость заботы Церкви о всем мире.

Литература

1. Куломзина С. С. Наша Церковь и наши дети / состав., вступ. ст и пер. с англ. С. С. Бычкова. М.: Мартис, 1993. 190 с.

2. Диакон Андрей Кураев. Школьное богословие. М.: Подворье Свято-Троицкой Сергиевой лавры, 2008. 514 с.

С. С. Жогов

«Киберанархизм» и проблема
религиозно-политического экстремизма в сети

Подобно тому, как в XVI—XVII вв. в поисках «воли» от самодержавного деспотизма из центра страны на периферию бежало огромное количество народа, также и в последнее десятилетие в виртуальное пространство Интернета устремилась масса маргиналов от культуры, в надежде обрести здесь утопию абсолютной свободы. В таком качестве в России Интернет стал осмысляться современной русской интеллектуальной элитой буквально с самого момента своего возникновения. Здесь сказалось
и традиционное недоверие русского образованного слоя к наличной реальности, и влияние некоторых западных идей, заимствованных вместе
с новейшими технологиями.

Не секрет, что Интернет, как и многие другие технические ноу-хау последних десятилетий, — продукт западной научной мысли, перенесенный на российскую почву практически в готовом виде. Вместе с ним в Россию проник ряд близких друг другу идеологических концепций, получивших в разных контекстах названия «киберпанк», «киберанархизм», «сетевое либертарианство», весьма часто употребляемые как синонимы или объединяемые общим термином «идеологии киберпространства» [1]. Наиболее ярко общее содержание этих идеологий отразила «Декларация независимости Кибепространства» Дж. П. Барлоу (1996), в которой Интернет объявлялся сферой общества, максимально свободной от любого государственного контроля, а следовательно, от цензуры и каких бы то ни было навязанных извне моральных ограничений: «Мы творим мир, где кто угодно и где угодно может высказывать свои мнения, какими бы экстравагантными они ни были, не испытывая страха, что его или ее принудят
к молчанию или согласию с мнением большинства» [2].

Далеко не случайно подобные концепции нашли благодатную почву
в нашей стране, где тенденции к анархизму в интеллектуальной среде всегда были достаточно сильны. Практически все «отцы-основатели» российского Интернета так или иначе разделяют эти идеи, а их авторитет в сети, особенно среди молодых пользователей, довольно велик. Среди самых известных отечественных киберлибертариев следует упомянуть
А. Чернова, автора кодировки KOI-8, основателя крупнейшей сетевой библиотеки М. Мошкова, одного из создателей «ЖЖ» М. Вербицкого, поэта и переводчика, главного редактора «» Е. Горного и др.

С одной стороны, либертарианцы правы — культура нуждается в подобных «зонах абсолютной свободы», где творческая личность может уйти из-под давления социума и добиться максимального самовыражения, с другой — подобные взгляды априори превращают Интернет
в удобную базу для накопления и распространения разнообразного интеллектуального мусора, грандиозную помойку «отбросов» культуры, где они, накапливаясь в геометрической прогрессии, таят уже далеко не виртуальную опасность для рядового и неискушенного пользователя, например, школьника-подростка.

Маргинализация Интернета особенно опасна для нашей страны, где
в отличие от Европы и США, киберанархизм — не отвлеченная утопия,
а реальность, поскольку у нас, пока не прояснен правовой статус сети,
в правовом смысле киберпространство отсутствует, что делает проблематичным применение к нему существующего законодательства. Об этом прямо заявляют и сами либертарии, например, М. Мошков, говоря, в частности, о защите авторского права в сети: «Авторское право есть и реально действует только для материальных предметов, бумажных книг, патентов и т. п. Объекты Интернета в авторском праве не специфицированы и никак не учтены» [3]. То, что законы в сети практически не действуют, можно убедиться, просто выйдя ненадолго со своего компьютера в Интернет. Буквально на каждом шагу встречаем в виртуальном пространстве националистическую и даже террористическую пропаганду, порнографию, навязчивую рекламу и т. п.

Проблема распространения религиозно-политического экстремизма
в сети стоит сейчас особенно остро. Мы сознательно здесь не разделяем эти понятия, так как в нашей стране религиозный и политический экстремизм традиционно дополняют друг друга. Интернет же только укрепляет это единство, являясь еще одной точкой соприкосновения самых разнообразных экстремистских практик. Яркий пример такого единства — известный неоязычник Доброслав (публицист А. Добровольский) — автор «Памятки русскому национал-социалисту» (/rus/ rus-skoe_delo/pamyatka.htm).

Складывается парадоксальная ситуация: в реальном мире спецслужбы и правоохранительные органы более или менее удачно борются с экстремистской деятельностью, в том числе оперативно пресекая любое проявление экстремисткой пропаганды. В сети же политические и религиозные экстремисты вполне открыто пропагандируют свои идеи, чувствуя себя
в полной безопасности. Более того, Интернет становится реальной базой разного рода виртуальных экстремистских сообществ и даже государств.

Ярчайшим явлением подобного рода экстремистских религиозно-политических конструктов служит виртуальное теократическое государство Имарат Кавказ, созданное в 2007 г. террористом Доку Умаровым вместо исчерпавшей себя Республики Ичкерия. Официальным и вполне доступным каждому интернет-пользователю рупором этого несуществующего террористического государства являлся сайт «Кавказ-Центр» [URL: ] оперативно освещающий события в России и на Кавказе с точки зрения боевиков. По сути, в данном случае, данный сайт
и есть это государство, а Интернет здесь в прямом смысле выполняет роль идеологического и политического подполья.

Это наиболее опасный из подобных примеров, но, на наш взгляд,
не менее опасны и другие феномены интернет-экстремизма, например, существование в сети разного рода экзотических виртуальных политических организаций, вроде Российской маоистской партии [URL: http://rmp. /], Международного общественного объединения «ХАРТИЯ ДРУГГ» Г. Грабового [URL: /] и т. д. Некоторые из них достаточно известны (АКМ, НБП, РКРП, РНЕ и др.) и имеют большую, преимущественно молодежную, целевую аудиторию и разветвленную структуру — сайты-филиалы и дочерние сервисы — форумы, чаты, олайн-радиостанции и т. д. Многие из подобных когда-то мощных религиозных и политических организаций давно уже практически утратили связь с реальностью, долгие годы существуя в виде сугубо виртуальных сообществ, но отнюдь не переставая быть при этом менее опасными для общества: речь идет и о давно запрещенном «Белом Братстве» [URL: http:// /], и о скандально известном «Русском национальном единстве» [URL: /]. Вольготно чувствуют себя в сети как новые откровенно неофашистские группировки скинхедов, вроде ДПНИ [URL: http:// /] или Славянского Союза [URL: http://www. /], так и старые антисемитские организации — такие, как «Черная Сотня» [URL: /] или Национально-Державная Партия [URL: http:/].

В последнее время в связи с усиливающимся вниманием к сети со стороны официальных партий и вообще политического истеблишмента (вплоть до самого высокого руководства страны), вероятно почувствовав жесткую конкуренцию, когда политический сайт фактически перестал быть чем-то необыкновенным, и в связи с развитием новых сетевых сервисов веб.2.0, политические и религиозные экстремисты быстро освоили и эту сферу, еще менее доступную государственному контролю. Речь идет о социальных сетях, в которых появляется множество подобных сообществ (пример тому «Одноклассники.ру», где есть сообщество «Россия для русских», неоязыческое «Родноверие» и т. д.), и блогах, где высказывания, даже самые экстремистские ,практически невозможно контролировать.

Таким образом, можно сказать, что, потерпев фиаско в реальной политической борьбе, экстремисты 1990-х активно осваивают Интернет как политическое и религиозное пространство будущего и пока вполне обоснованно надеются взять здесь реванш. А киберлибертарианство, являясь самой по себе мирной идеологией, принципиально отвергающей любое насилие и утверждающей, прежде всего, духовную свободу, строго оберегая сеть от любого вмешательства государства, по сути, косвенно способствует распространению экстремистской идеологии.

Литература

1. Быков И. А. Киберпространство как фактор развития политических идеологий // Политическая наука. 2008. № 2. С. 79—98. URL: / public/Bykov_CyberIdeol.html

2. Барлоу Дж. П. Декларация независимости Киберпространства // . 1996. № 1 (2 окт.). URL: http:///staff/gorny/translat/deklare.html

3. Жарков С. Легенды и мифы об авторском праве. Миф I. URL: http:// /node/327